Над кормою приспущенный флаг в небе мессеров хищная стая

Эта песня родилась буквально за пару часов, – рассказывает несколько встревоженный резонансом юбиляр, – так иногда бывает. Я приехал на очередной фестиваль «Ð‘алаклавские каникулы», где мне предстояло выступать в роли старика Державина. Мой друг Андрей Соболев, главный редактор «Ð¡ÐµÐ²Ð°ÑÑ‚опольской газеты», вез меня из Симферопольского аэропорта и по дороге рассказывал о нынешней крымской жизни. Я – человек эмоциональный, имею обыкновение доверять друзьям, тем более, когда их слова совпадают с другими источниками, а тут еще наложился «ÑÑ„фект места». Рассказ Андрея меня очень сильно и очень неприятно зацепил, и я распереживался не столько за весь Крым, сколько за Севастополь. Город, обретенный и дважды омытый русской, российской кровью. Говорят, согласно договору, по которому он отходил Российской Империи, последняя не имела права передавать его третьей стране. Не знаю – не проверял, да и дело не в этом. Дело – в душе этого города, в тех, кто его дважды защищал, оставлял его и в него возвращался. В судьбах тех, кто теперь там живет, не хочет его покидать, не хочет отрекаться от своего языка и своей истории.

Да, так вышло, что двое не самых умных наших руководителей в разное время не в добрый час решили их судьбу. Один, сперва плясавший перед Сталиным гопака, а потом этого же Сталина развенчавший, взял да и отдал Крым Украине. Ему, думавшему, что уже мое поколение будет жить при коммунизме, и в голову не могло прийти, что не будет не только коммунизма, но и СССР. Второй то ли испугался, что Кравчук не подпишет договор о распаде Союза, то ли просто забыл о такой мелочи, как полуостров. В результате Россия не только потеряла важнейший во многих отношениях регион. Пострадало множество людей, по факту оказавшихся в чужой стране. Разумеется, так было не только с Крымом – проведенные кое-как внутрисоветские границы при распаде страны аукнулись множеством трагедий.

Увы, нынешние национальные лидеры обладают весьма избирательной памятью. Обвиняя во всех смертных грехах советский режим, отрицая то, что делалось в советские времена, они мертвой хваткой держатся за то, что им выгодно. В частности, за подаренный генсеком Крым и прежде всего Севастополь, который никогда не был украинским. Мне стало обидно, а вечером появилась песня.

Пахнет дымом от павших знамен,
Мало проку от битвы жестокой.
Сдан последний вчера бастион,
И вступают враги в Севастополь.

И израненный молвит солдат,
Спотыкаясь на каменном спуске:
– Этот город вернется назад –
Севастополь останется русским!

Над кормою приспущенный флаг,
В небе мессеров хищные стаи.
Вдаль уходит последний моряк,
Корабельную бухту оставив,
И твердит он, смотря на закат,
И на берег покинутый, узкий:
– Этот город вернется назад –
Севастополь останется русским!

Что сулит наступающий год?
Снова небо туманное мглисто.
Я ступаю в последний вельбот,
Покидающий Графскую пристань,
И шепчу я, прищурив глаза,
Не скрывая непрошеной грусти:
– Этот город вернется назад –
Севастополь останется русским!

Есть в Севастополе такое место – мыс Хрустальный, где стоит огромный бетонный памятник последним защитникам города. Смертельно раненого матроса поддерживает красноармеец. Именно там состоялся заключительный концерт фестиваля. Под вечерним открытым небом собралось более тысячи зрителей. Я подошел к Андрею и сказал: так, мол, и так, написал песенку, но не уверен, что ее надо петь, потому что у тебя могут быть проблемы. Посмотри.

Он посмотрел и сказал, что надо спеть. Обязательно.

Вы знаете, что запись концерта пошла «Ð³ÑƒÐ»ÑÑ‚ÑŒ» по интернету? Впечатляющее зрелище. Дело не только в песне, дело в реакции зрителей, хотя зрителями подпевавших вам людей назвать трудно, они кажутся едва ли не более сопричастными.

– Я начал петь. Сергей Никитин подыгрывал мне на гитаре в луче прожектора. Когда впервые прозвучало «Ð¡ÐµÐ²Ð°ÑÑ‚Ð¾Ð¿Ð¾Ð»ÑŒ останется русским», по площади пошел гул, люди стали подпевать. И с каждым рефреном все громче, все слаженней. Эта песня имела какое-то взрывное действие. Потом незнакомые люди, плачущие женщины, жали руки, спрашивали, как я такое смог. Если честно, я сам уже был не рад, но было поздно – песня уже ушла. (А.Городницкий)